- Онм часто оказываются не там, где надо, - сказала Рита, ни к кому не обращаясь.
Не будь здесь мамы, Нава бы соврала. А так - просто промолчала.
- Оставьте нас с нею наедине, - попросила мама, когда стало ясно, что ответа не дождешься.
Обе Али и Рита удалились в сторону Созидалища, скрылись в тростниках.
- Ты пыталась сбежать?
- Да, - сказала Нава.
- Почему?
- Хочу видеть Молчуна. Мой муж - Молчун. Ты сама говорила, когда он привел меня сюда, что потом я приду к нему.
- Я сказала: "Если захочешь..."
- Ну так я захотела!
- К этому козлику?! - Было видно, что мама растерялась. Он же не защищен. Он скоро сгниет. Или растворится.
- Я защищу его.
Мама растерялась еще больше.
- Так нельзя. Это помешает очередному Одержанию. "Так поступать нельзя", - вспомнила вдруг Нава. Эти слова произнес старик накануне дня, когда мы с Молчуном ушли из деревни. "Так поступать нельзя. А что такое "нельзя", ты знаешь? Это значит: нежелательно, не одобряется, значит, поступать так нельзя".
Она словно бы увидела перед собой старика. Как он шумно, с хлюпаньем, нюхает содержимое горшка... Настоящий козлик, грязный и вонючий. Но Молчун не такой. Он тоже иногда бывал грязным и вонючим, вот только у него все было можно... Впрочем, нет, не все! Но не важно! Просто он был Молчун, а не старик, не мама и не М-Аля! Эти чужие, а он был свой. Хоть и чужой...
- Ваши Одержания и ваши "нельзя" я видела в пасти у рукоеда!
У мамы отвалилась челюсть.
- Это не слишком вежливо по отношению к тем, кто тебя обучил.
- Я не напрашивалась! - Нава подошла к матери и дотронулась до ее руки.
Рука была холодной, как вода в Ключевом пруду.
- Мама, я хочу к Молчуну. Отпустите меня!
Тут же из тростников появились Али и Рита.
- Он же ненавидит всех нас, твой Молчун! - сказала М-Аля. - Он думает о женщинах как о толстых сонных равнодушных дурах...
- Неправда, он не мог так говорить.
- Он и не говорил. Он так думал.
- Подожди! - прервала двойняшку Б-Аля и повернулась к Наве. - Чем ты не довольна, милая? - В голосе резидентши послышались резкие нотки. - Славные подруги служат прогрессу. Старый мир разложился, исчерпал себя. На смену идет новый, избавленный от недостатков. Мы все стажерки на службе у будущего.
- Главный их недостаток - хотеть от будущего того, на что бы никогда не решились сами, - сказала Рита, ни к кому не обращаясь.
Нава вздохнула. Они ничего не понимали. Они ничего не хотели понять. Им доставляло удовольствие спать с кем попало хоть с Директором, хоть с Созидалищем. И мама была не лучше, она давно уже все забыла. А ведь наверняка любила отца...
- Это не мое будущее! - сказала Нава. - Я не желаю быть стажеркой у такого будущего! Если любить, кого желаешь, и рожать от любимого - недостатки, я предпочитаю жить вдали от прогресса, в мире с недостатками.
- Не удастся, милая! - отрезала М-Аля. - Демиург не позволяет такого! От нас просто ничего не зависит.
- Где он? - Нава повернулась к маме.
- Кто?
- Демиург. Где его найти?
Мама онемела.
- Демиург везде, - сказала М-Аля. - В тебе, во мне, в каждом дереве
- Когда они хотят невозможного, - негромко сказала Рита, - они молятся своему богу.
- Демиург везде, - повторила М-Аля. - Он знает обо всем. И если бы что-то было неправильно, он бы давно все усовершенствовал!
На этом разговор и завершился.
Нава сделала еще две попытки сбежать. Обе закончились ничем. Лианы, прыгуны, сервы... Бесед с нею больше не вели.
Тогда она решила утопиться. Бросилась в Паучий бассейн и попробовала захлебнуться. Не тут-то было - вода (вернее, то, что прикидывалось водой) всячески избегала ее рта.
На следующий день Нава вырастила тонкую и прочную лиану с очень гладкой скользкой кожицей, привязала один конец к толстому суку гигантского лапуна, сделала петлю на другом конце... Лапун не был прыгуном, это было неподвижное дерево, но монументальный сук согнулся под тяжестью ее тела с легкостью травинки, распластался по траве. Даже надеть петлю на шею не успела!
Творильница была последней надеждой. Это был безотказный организм, превращавший в протоплазму что ни попадя. Рита рассказывала, как на ее глазах одна из творильниц сожрала металлический "мотоцикл". А человеческое тело - не металл...
Нава специально выбрала момент, когда у творильницы заканчиваются роды. В этот момент организм наиболее активен, и надо только угодить в центр бушующей, истекающей соком плоти.
И она угодила.
Но за мгновение до этого творильница, странно хлюпнув, покрылась мягкой упругой травой, какую Славные подруги выращивали ночью для постелей, и трава приняла тело женщины в ласковые объятия.
Все было тщетно - лес не желал Навиной смерти. Вернее, ее не желал демиург. И потому умереть было невозможно.
Желая невозможного, они молятся своему богу, вспомнила вдруг Нава. Молиться она не умела, просто крикнула в кроны деревьев:
- Послушай, почему ты так жесток? Ведь ты все понимаешь и все можешь. Так помоги мне!
Ответом ей был привычный голос леса - шелест листьев, жужжание насекомых, прерывистый шорох, с каким удалялся к Паучьему бассейну выводок только что родившихся питомцев... В мире ничего не изменилось. Демиург ее не слышал или не-хотел отвечать.
Пришло разочарование, потом печаль. И наконец - тоска.
- Послушай!..
Нет ответа.
- Помоги!
Молчание.
- Ты не должен так поступать со мной! Заставь их отпустить меня!
Лишь шорох леса...
- Помогите! - закричала Нава. - Хоть кто-нибудь! Хоть кто-ниб...
И осеклась - на нее смотрели.
Взгляд словно прожигал ее.
Нава оглянулась.